В истории философии, наряду с типом мыслителя-первопроходца, открывателя новых, еще неведомых путей в мысли и духе, присутствует иной тип, вероятно незаслуженно оставляемый в тени. Это тип последователя, продолжателя. Для него, бескорыстного подвижника, приверженца того или иного учения, важно не столько «приходить с новым словом» как писал Достоевский, не столько высечь собственный завет на скрижалях истории и культуры, сколько отыскать в множественности «философий» то «последнее слово», что верой и смыслом ляжет в душе. А собственное творчество становится, скорее, подвигом служения, проповеди и дальнейшего раскрытия того учения, которое принял он как «путь, истину и жизнь». Именно таким служением стали судьба и творчество Николая Сетницкого (1888—1937) — ученого с мировым именем, экономиста, статистика, философа и эстетика, представителя русского космизма.

В 1914 году Сетницкий закончил университет и в 1917-м переехал к родителям в Одессу. Там он сблизился с Багрицким, Катаевым, Олешей, познакомился с Александром Горским, а через него — с учением «общего дела» Николая Федорова. В 1919 г. Сетницкого оставили при кафедре политической экономии и статистики Одесского университета. В 1920—1922 он — заместитель заведующего, затем заведующий Одесским губстатбюро, в 1922 — секретарь Концессионного комитета СССР. С 12 ноября 1925  по март 1935  — на различных должностях в Экономическом бюро КВЖД в Харбине.

В Харбине Сетницкий активно занимался научной и преподавательской работой: изучал проблемы торговли и экономики Манчжурии, читал лекции на Юридическом факультете и в Политехническом институте в Харбине. Именно там Сетницкий сблизился с лидером «сменовеховского» движения, идеологом национал-большевизма Устряловым. В Манчжурии Сетницкий продолжил изучать федоровское наследие и разрабатывать его учение.  Идеи автора «Философии общего дела» дали творческий заряд его собственным мыслям на темы философии истории и этики, сконцентрированным в главной его книге «О конечном идеале». Еще он написал ряд работ по экономике Манчжурии и Китая. В те же годы он вел обширную переписку с выдающимися русскими мыслителями.

Сетницкий и Горский написали несколько совместных работ и никогда не заботились о том, кто именно из двоих поставит в конце своё имя. В своих книгах, брошюрах, статьях они стремились растолковать обезумевшему времени, кто наш истинный, «общий враг», и направить мощь затеваемых преобразований в русло борьбы со смертью, «организации мировоздействия», разумного управления силами природы.

Содружество этих двух людей, возложивших на себя апостольский крест, было, наверное, самой яркой страницей в истории федоровского движения. Установка обоих — деловая, активная; все нацелено на то, чтобы уже здесь, сейчас, не откладывая, искать приступы к «общему делу». Особенно это было характерно для Сетницкого.

Сетницкий постоянно стремился увлечь известных тогда философов, писателей и ученых идеями борьбы со смертью, регуляции природы, подвигнуть одних на проповедь, других — на научные эксперименты, практическую деятельность. Писал Бердяеву, Лосскому, Горькому, посылал издаваемые им книги.

Близкие Сетницкого говорили, что в случае с ним семена федоровской проповеди попали в свое время на добрую почву. Юношеское паломничество души в поисках идеала совершалось еще до знакомства с «Философией общего дела» вдоль того же русла, по тому же пути — пускай и путано, сбивчиво, — по которому десятилетиями ранее шел его учитель. Учение «легендарного библиотекаря», воспринятое и пережитое глубоко и творчески, дало Сетницкому необходимую перспективу, выстроило перед ним ту нравственную систему координат, в которой разворачивалась его аналитическая, стремящаяся к ясности формулировок, к предельной высказанности мысль. Приняв учение «общего дела» целиком, без колебаний и сомнений, Сетницкий особенно отмечает и развивает ту его сторону, которая связана с активным пониманием христианства. Основой его философских построений становится осмысление истории в эсхатологической перспективе, в свете конечного идеала.

Свою книгу «О конечном идеале» он строит как оправдание истории, как оправдание человеческой деятельности, утверждает возможность и необходимость участия всего человечества в «восстановлении мира в то благолепие нетления, каким он был до падения» (Федоров). История видится Сетницкому как богочеловеческий процесс преображения мира.

Воплощение — центральный, определяющий момент в процессе становления, раскрытия идеала, иначе он вырождается в утопию, фантастическую мечту, бессильную в борьбе со злом и не умножающую добра. Это тот необходимый мост между идеалом и действительностью, прочное установление которого обеспечит истинный прогресс мира и человека, реальное их возрастание «в духе и истине». Всякое же утверждение о непреодолимой для слабых человеческих сил пропасти между действительностью и идеалом способствует, по мнению Сетницкого, лишь производству всякого рода «дробных идеалов», сконструированных, так сказать, по мерке человека, а не по образу и подобию абсолюта. Именно такие «суррогаты» всеобщего счастья и заводили, считает мыслитель, историю в кровавые реки и кромешные тупики. Выход здесь может быть только один: утвердить «целостный идеал» Царствия Божия, предполагающий «полноту счастья» и «всеобщность спасения». В постановке, утверждении, осуществлении такого идеала участвуют, по мысли Сетницкого, все силы и способности человеческого духа: наука, искусство, религиозное творчество. В своем труде «О конечном идеале», представляющем собой опыт построения целостного учения об идеале, Сетницкий пишет: «Идеал по самому смыслу есть крайнее, последнее и величайшее задание, к которому стремится человечество…»

О философии Сетницкого писал Бердяев. «Пафос  Сетницкого есть, прежде всего, пафос строительства и регуляции мирового хаоса, он обращен более к будущему, к сыновьям, чем к прошлому, к отцам. Вся книга проникнута верой в могущество человека, в его активное призвание к устроению мировой жизни. Сетницкий проникнут оптимистической верой в разум, в организацию, в науку и технику, в преодолимость всего иррационального и темного. Конечный идеал для него вполне осуществим. Победа над смертью превращается, прежде всего, в техниче­скую (в широком смысле) проблему. Тип миросозерцания представленного Сетницким есть тип социологического миросозерцания, в нем социология преобладает над антропологией и космологией. Книга «О конеч­ном идеале» представляется мне интересной по своей проблематике, она есть шаг вперед в христианском учении об активном призвании человека».