Одна из самых больших загадок, связанных с речью и языком, это их происхождение. То есть каким образом те или иные звуки, которые способно издавать горло, приобрели то или иное значение? Возможно, в какой-то степени свою роль тут сыграли генетические факторы, определяющие структуру мозга, но в какой именно степени?

Зачатки речевых способностей можно найти у животных, в частности, у ближайших наших родственников – обезьян. У них бывает так, что для разных явлений окружающего мира у них предусмотрены разные звуковые сигналы. Например, верветки, или карликовые зелёные мартышки, обитающие в саваннах на востоке Африки, по-разному предупреждают друг друга в зависимости от вида угрозы. Если верветка видит леопарда, она издаёт особый крик, и те, кто её слышат, лезут на деревья. Если верветка видит змею, она издаёт другой звук, и тогда все, кто её слышит, встают на задние лапы и замирают. Наконец, если верветка видит орла, то для него у неё есть ещё один сигнал тревоги, и те, кто его слышит, начинают беспокойно всматриваться в небо.

Про разные тревожные крики верветок известно уже довольно давно, но до сих пор было не вполне понятно, как они сформировались: идёт ли речь о воспитании или же сигналы «Все на дерево!», «Замри!» и «Воздух!» впечатаны в геном. Чтобы понять, как у обезьян могут формироваться такие протоязыковые способности, исследователи из Немецкого центра приматов поставили эксперимент с зелёными мартышками Chlorocebus sabaeus, обитающими на западе Африки. Это близкие родственники верветок, однако живут те и другие живут на разных краях африканского континента, и эволюционные пути обоих видов разошлись около 3,5 млн лет назад.

У зелёных мартышек на западе есть сигнал тревоги для леопарда и сигнал тревоги для змеи, но нет сигнала тревоги для орлов – просто потому, что хищные птицы этим обезьянам не угрожают. Однако когда исследователи запустили над мартышками дрон, те закричали что-то тревожное и поспешили в укрытие. Звуки, которые издавали обезьяны, отличались от тех, которыми они предупреждают о появлении леопарда или змеи, но при этом были довольно похожи на «воздушный» сигнал тревоги верветок. То есть несмотря на несколько миллионов лет раздельной эволюции, структура голосового сигнала оставалась примерно прежней.

Спустя несколько дней «воздушный» сигнал тревоги включили рядом с мартышкой, которая в одиночестве искала еду. Та сразу прекратила своё занятие и уставилась в небо. Дальнейшие эксперименты показали, что обезьянам было достаточно прослушать сигнал один раз, чтобы усвоить его значение. Поскольку обезьян пугали дроном, то, очевидно, их крики предупреждали не об орлах и не о птицах вообще – птиц-то мартышки видели – а о чём-то незнакомом и потенциально опасном, передвигающемся по воздуху.

Авторы работы полагают, что в данном случае речь идёт о каких-то звуках, которые индивидуум может воспроизводить по умолчанию – подобно тем звукам, которые издают все младенцы: их ведь никто не учил смеяться, плакать и пр. Зелёным мартышкам, у которых в репертуаре был неиспользованный сигнал тревоги, помогли присвоить этому звуку конкретное значение «опасность в воздухе» – можно сказать, у обезьян появилось новое «слово», хотя звуковой материал для него у них уже был.

Возможно, таким же образом рождался и человеческий язык, только мы смогли продвинуться намного дальше в комбинировании и в различении тех звуков, которые способно издавать наше горло.

Источник Nature Ecology & Evolution